 Вот просто интересно, кто-нибудь это асилит?)))
- Что там ещё?- человек, имя которого было Джодар или Джодарк, поднял голову и с шумом выпустил из неё пустоту. Его руки потекли по столу, сметая всё, что на нём было, а в животе заурчало, словно разбуженная кошка. Потянувшись, он открыл глаза и прислушался. Со стороны показалось бы, что Джодар смотрит на свою жену, но на самом деле взгляд его выпорхнул в ночное окошко, обогнул священную лужу, занимавшую лучшую половину двора, перепрыгнул через изгородь, сплошь увешанную ласточкиными черепами и затерялся где-то в глубине чёрного леса.
Если посмотреть на этот лес глазами пролетающей мимо птицы, то можно заметить, что тот будто привязан к дому шершавой тропкой, крепкой и достаточно длинной, чтобы не слышать, как деревья храпят во сне.
Другой дороги здесь не бывает - всякому, кому захотелось бы погостить у опального фабера, предстояло пробраться через кишащие всякой нечистью болота и отыскать ту тропку среди одного из самых древних и недружелюбных мюрских лесов. И если, с помощью путеводных рун или с применением других хитроумных устройств, путник всё-таки ухитрялся найти дорожку, то Джодар тотчас же узнавал об этом. У крыльца тропка не обрывалась, а расплеталась, подобно осенней паутине и пронизывала всё пространство в доме и вокруг него. Да и сам Джодар походил на большого толстого паука. Ещё когда он жил в Гремхеле, столице Мюра, то уже тогда многим мерещилось, что у мэтра Джодара восемь рук. или ног. но никак не меньше. Говорили также, что роса, застревая в его щетине, держится до самого до полудня, и что в зрачках его никогда не бывает никаких отражений.
- Может, сердце опять.- глухо отозвалась Мерилок, последняя и единственная жена Джодара. Сумрак в комнате был вязким, приторным и таким густым, хоть топор вешай. Господин Джодар вообще предпочитал видеть только самое необходимое и не признавал ничего яркого, кроме пламени и доведённого до слёз металла. Когда-то на по этому поводу у него имелись волшебные очки с линзами, лишний свет в которых крошился и таял. Но во время переезда мартиши украли их, и теперь те очки наверняка украшали морщинистый нос какого-нибудь мухомора или просто смотрели на облака со дна одной из болотных луж, ничего не видя и ни о чём не мечтая.
Негорящие свечи молчаливо жались друг к другу, будто чучелки хаттифнатов, набитые невысказанной тревогой. Единственным источником света служил распахнутый во всю пасть старинный сундук. То и дело госпожа Мерилок запускала в сияние, исходившее изнутри сундука, руку, вытаскивала оттуда золотую монету и усердно протирала её перекинутым через плечо полотенцем.
Джодар приложил ладонь к фартуку, где пряталось обвиняемое в подозрительном стуке сердце. Но оскорблённое сердце лишь фыркнуло и замерло, изо всех своих сердечных сил стараясь не шевелиться.
- Нееет.- протянул фабер,- Это копыта. Стук копыт. Слышишь. Будто золотом по голубому лупят.
- Золотые копыта?- уточнила жена.
- Золотые копыта. Искры в стороны, следы от таких копыт дооолго не заживают. Быстро скачет, хотя и тяжело. Близко уже. через час будет тут, а то и раньше.
- На стол, что ли, накрывать?- госпожа Мерилок отчего-то вздрогнула и перекрестилась, как принято у тарзанов - обеими руками сразу.
- Погоди. Это не очень-то гость. Скорее, заказчик. Тело лёгкое, а на уме - железо. И какой-то он. серый весь. Все черты смазаны, могу поспорить, что никто не сможет уследить за ним, даже когда он стоит без движения. Мастер клинка, не иначе, не простой гладер. Сундук лучше прикрой, да света добавь.
- Много золота-то у него?- жена фабера изящно щёлкнула пальцами, отчего крышка сундука захлопнулась, а свечи, будто только и ожидавшие знака, тут же зажглись.
- Есть немного. Но тут другое.
Известно, что лучшие воины - сольфы с Глоша. Не секрет, что лучшие жёны получаются из вельтских девок. А вот лучшие фаберы, без базара - это мюрские тарзаны. К слову сказать, откуда берутся лучшие волшебники, не знает никто. Безродные они все какие-то, неместные.
Хотя и родился Джодар полукровкой, мать у него из занудных земель, но по ремеслу - чистокровный тарзан. Невозможно, чтобы кто-нибудь превзошёл тарзанов в кузнечном деле. А ведь Джодар не только у отца своего учился, но и к дварфам за тригорье ходил, а дварфы-то железо не куют, только варят.
Всадник на обутой в золото лошади знал о мэтре Джодаре, пожалуй, не сильно меньше, чем сама госпожа Мерилок. Без малого месяц он бродил по кабакам Грехмеля и собирал сведения об изгнанном фабере. И ловко так у него получалось - мало того, что ни капли спиртного за это время всадник не выпил, но и не единого слова не проронил. В одной королевской библиотеке он провёл целую неделю. А библиотека ведь и была самым главным кабаком Гремхеля. Где ещё можно встретить такую толпу пьяных студинов, да и попросту забулдыг. Одних чёртиков за час можно б было целый легион наскрести. Хотя и книг там имелось немало. Королевская библиотека славилась по всему Мюру и, пожалуй, достойна чуть более подробного рассказа:
Бесконечные многоэтажные стеллажи, подчас кривые, с тупиками и закоулками, с узкими переходами, с кучами мусора и тел, живых или мёртвых - не разобрать. Иногда переходы расширялись и образовывали целые площади, где почти всё время дрались или танцевали. Занимающиеся непотребством парочки прятались за другие парочки, занимающиеся тем же самым, полумрак вспыхивал феерверками и смешанный с пылью свет осыпался вам прямо под ноги. Нижние полки стеллажей были сплошь заставлены всевозможными бутылками, бочонками и закуской, а верхние сто и выше - книгами. Библиотекари, как правило, совмещали свою работу с продажей спиртного и снеди, но попадались и такие, кто не обращал внимания ни на гвалт, ни на бесчинства, творящиеся внизу, а спокойно дремал, взобравшись на конец длинной приставной лестницы, с книгой в руке и трубкой в жёлтых зубах.
Узнав всё, что нужно и свыше того, всадник покинул Гремхель, оставив столице лишь несколько трупов и ни единого о воспоминания о себе.
Ещё и года не минуло со дня смерти Дарсима, отца Джодара, а слава лучшего фабера достигла столицы, и такими делами, вроде копыт или крестьянской утвари, Джодар уже не занимался. Ещё через год отказался он и от замысловатых заказов столичных инженеров, и даже доспехи для рыцарских жён перестал мастерить - а ведь такая работа считалась чуть ли не вершиной кузнечного мастерства. Так или иначе, а с некоторых пор занимали Джодара одни лишь клинки. Совсем немного не дотянул он до того, чтобы король сделал его хранителем арсенала, а ведь это рыцарская должность, со всеми делами. К тому времени всякий меч Джодар изготавливал по особому, уникальному в каждом случае, рецепту. За меч с меткой мэтра можно было купить целый табун единорогов и ещё на стадо принцесс бы осталось. Но не сложилось у фабера с королём. Сложно сказать, насколько достоверны доставшиеся всаднику слухи, но случилось приблизительно вот что:
Иван Семнадцатый, король Мюра и прилегающих к нему рассветов-закатов, заказал Джодару один весьма интересный меч. Прежде всего: не все мечи, выходившие из-под молота фабера, были боевыми. Иногда требовались мечи и для разнообразных ритуалов вроде шипуки или хьюца - причудливой смеси дартца и вуду, и для всяческих потайных нужд тоже. Например, некоторые волшебники любили использовать мечи вместо подушек, а фуселахи варили из них что-то вроде ухи. Так вот, по должности и семейному положению король был вынужден делить ложе своё с королевой, что одновременно являлась его женой. Но, к сожалению, это противоречило одному из главных принципов короля. Когда-то, ещё будучи принцем, услышал Иван проповедь некого странствующего мудреца, которых тогда в Мюре насчитывалось больше, чем кошек и мышей вместе взятых. Говорил мудрец об отличии "однаго от другога” и о всяком таком, чего принц не понял и не запомнил, но одна фраза всё ж врезалась в память и звучала в его голове, подобно проклятию: дивиде ети импера, что означает не произвести противоестественный акт с императором, как многие тогда подумали, а напротив "дели и властвуй”. И с той поры, хотя и стыдясь, стал король стараться отделять одно от другого. Срезал с бутербродов масло, песни пел, следя, чтоб мелодия не сливалась с текстом, и, получив корону, тут же прогнал из Мюра всех художников, а палитры их сжёг. После публичного сожжения палитр Иван понял, что близок к безумию и немного смягчился... Но кое в чём остался король непреклонен. Более всего он боялся смешения мужского и женского, поэтому и заказал Джодару специальный двухметровый и обоюдоострый, сиречь двуспальный, меч, чтобы класть его каждую ночь промеж королевы и своего величества. Согласился тогда Джодар и уже через неделю был этот меч готов. Но, по иронии судьбы или по другим её соображениям, выковал тогда фабер не один, а три меча, внешне ничем друг от друга не отличных. Тот, что и был необходим королю, нарёк Джодар Третьим мечом - по значению, которое меч должен был занять в королевской спальне. Ещё один меч, имевший свойство исчезать в темноте, назван был Лишним, с перспективой на то, что когда-нибудь королю придётся нужда в наследнике и тогда королева незаметно заменит им Третий меч. И ещё один - переходный и экспериментальный, со свойствами, на которые мэтр не обратил никакого внимания, стал Третьим Лишним. Но именно его и схватил посланный Иваном слуга, поскольку так торопился обрадовать короля, что не дождался Джодара, в это утро бродивший по окрестностям Гремхеля в поисках ароматной войхи, чтобы лезвия меча не только блестело, но и имело антисептические свойства - мало ли что.
Когда мэтр вернулся и обнаружил ошибку, предпринимать что-либо было поздно. Не мог же Джодар рассказать королю о подложном мече. А хитрить и выдумывать не захотел. Честь фабера этого не позволяет. Промолчать можно, а вот соврать - нет.
Король ничего подозрительного поначалу и не замечал. А вот королева в первую уже ночь игриво шепталась с мечом, который по характеру своему просто светился очарованием и был соблазнителен не менее, чем опасен. Через неделю король заподозрил неладное - в глазах жены играли стальные лучики и пальцы её стали такими холодными, будто и не мюрская она королева, а снежная. И изо рта у неё пахло льдом. Первое время там присутствовал некий оттенок, то ли клубники, то ли лайма, но потом и он исчез. И стал король прислушиваться к тому, что по ночам происходит по ту сторону меча. Долго не мог ничего понять - засыпал на самом на самом интересном месте. Но однажды, как раз в такой момент, чихнула в конюшне белая лошадь, да так громко, что все во дворце проснулись. И понял Иван, что королева любезничает с мечом, ласкает, гладит по лезвию. Вскочил тогда разгневанный король, схватился за рукоять и в приступе ревности вонзил злополучный меч королеве в живот. Среди прочих гадостей, болтают ещё, мол, как-то так удачно этот меч вошёл, что через некоторое время родила от него мёртвая королева жуткое чудовище по имени Вордусворд. Ну это вряд ли, потому что Вордусворд появился в Мюре гораздо раньше.
Хотел король фабера казнить, но передумал и сослал его в самую глушь, в чёрный лес посреди мартишьих болот. А Третий Лишний меч Иван подарил палачу, чтобы впредь отрубать им всем королевам, неверным или признанным таковыми, головы. На том карьера фабера вроде бы и завершилась.
Небо над мартишьими болотами всегда зелёное, с поволокой, как глаза Марго перед зеркалом. Говорят, что эти болота и есть - растаявшая ведьма Марго Мельет. Всё здесь, и туманы, и топи, и кривые деревца с постоянно дрожащими ветками - это остатки ведьмы. Даже мартиши, похожие на растрёпанных грязных кошек с человечьими лицами - тоже, хотя из какой именно части мадам Мельет они произошли, сказать трудно. Мартиши всегда голодны. Обычная пища им не нужна, мартиши едят глазами. В этом смысле они гораздо хуже бедхолдеров, проклинающих взглядом, потому что жертва, на которую мартиша всего лишь смотрит, начинает немедленно перевариваться. После чего мартиши вдыхают то, что осталось, а остальное достаётся болотам. Но, как ни странно, мартиши редко нападают на путников, предпочитая беседовать с ними, отводя глаза, отчего путникам кажется, что мартиша всегда чем-то смущена.
- Как интересно,- прошипела мартиша, что внезапно упала на шею лошади и тут же принялась за устройство чего-то вроде гнезда, - никак решился навестить старину Джодара!
Всадник видел это существо впервые и никогда о таких раньше не слышал. Поэтому он просто взял мартишу за шкирку, будто простую кошку и отвёл руку в сторону, чтобы рассмотреть её всю целиком. Мартиша завизжала, а всадника, встретившегося с ней взглядом, немедленно вырвало, прямо мартише на шкурку. Он отбросил тварь в сторону, но та ухватилась за ветку дерева, перевернулась, прыгнула на другую и уже через пару мгновений вновь оказалась на лошадиной гриве.
- Фуу.- на удивление спокойно сказала мартиша,- Скажи спасибо, что я давно ни с кем не разговаривала.
Всадник понял, что от твари ему никуда не деться, поэтому только сжал зубы, а мартиша принялась бормотать что-то и теребить лошадиную гриву, будто обезьянка какая.
Хотя всадник так и продолжал молчать, мартиша была довольна беседой. За всё это время она успела рассказать ему и о серебряных башмачках Бартлета Грина, и кораблях, затонувших в небе, о сургучных печатях, на которых Белый Король вместо фамильного герба выводил неприличное слово, о болотной капусте, в которой прячут детей от аистов, о королях, что правили этими землями задолго до того, как здесь появились первые признаки жизни. Но когда рассказ коснулся Джодара, всадник словно прислушался и даже на долю дюйма наклонил к бормочущей бестии голову.
.Однажды ночью, когда луна стекает на землю молочным дождём, постучался к Джодару не кто нибудь, а сам король волков. Удивился фабер, но пустил незваного гостя в дом и даже предложил разделить его трапезу, состоявшую из жареной рыбы-тролля и жареной же воды, приправленной горькой девичьей слезой. Когда с едой было покончено, Джодар спросил у волка, чего тому надо.
И король волков рассказал ему, что с недавних пор его голос слабеет и кое-кто уже начинает шептаться, что стар, мол, король. и волчьи боги, живущие на луне, слышат один только мыший писк, а королевского воя не слышат. А значит это, что дни короля сочтены, а ночи очень скоро сольются в одну.
- Читал я где-то,- сказал король волков,- что можно перековать голос. Чтобы стал тот острее и звонче. Берешься?
Слыхал Джодар, что в глубокой древности фаберы вроде бы практиковали такие вещи. Но не верил, что это возможно. Поэтому он предложил королю волков другое решение - перековать его голос на меч. На том и порешили. Несколько ночей подряд король волков пел, а Джодар отбивал молотом магические ритмы, пока они не слились воедино, а волчий вой не стал белее луны и даже белее света. На десятую ночь раскалилась луна и пошло течь с неё серебро, прямо королю волков в глотку. На одиннадцатую добавил Джодар бегущей крови и земляного огня, седого корня и чёрный волос ничей, а на двенадцатую упали без сил и король волков, и фабер, будто замертво.
Когда очнулись, у волка из пасти одно только пламя шло, пока Джодар не научил короля такому страшному проклятию, что может любой жар в один миг остудить. Выкрикнул его король волков, вместе с огнём и понял, что меч готов.
Неизвестно, что тому причиной, но говорят, что всего через год бросил он свою корону на землю, и перестал быть и волком, и королём. С тех пор странствует он по свету, рассекая врагов пополам одним только словом, которое на самом деле и есть тот меч, выкованный Джодаром.
Шептала мартиша, и хорошо, что лошадь с золотыми копытами была к тому же глухой, иначе упала бы в обморок от таких историй.
По мере того, как болото заканчивалось и начинался тот самый лес, голос мартиши тускнел и звучал всё более неразборчиво.
- Ну, прощай, - наконец сказала она,- дальше по этой тропе. через час будешь на месте.
И тут же прыгнула-скрылась среди чёрных ветвей.
- Ну вот. И амазон с золотыми копытами. - проворчал Джодар, выходя на порог. Ветер трепал его волосы и казалось, что голова фабера будто дымится, а из-за спины зевает огнём преисподняя.
- Я с просьбой к тебе, господин Джодар, сказал всадник.
- Знаешь ли, что король Иван запретил всем жителям и гостям Мюра обращаться ко мне с заказами? - спросил фабер, разглядывая блестевшие в темноте копыта.
Всадник будто бы и не расслышал вопроса. Он вытащил из-за пазухи свёрток, сбросил на землю серую ткань и протянул кузнецу обычную на вид палку, даже и не палку, а отвалившуюся от дерева сухую ветку с наспех отломанными сучками.
Джодар бережно принял её, погладил и вернул хозяину:
- Всё понял? Золото жене отдашь.
Всадник в недоумении посмотрел на палку, потом усмехнулся, очертил в воздухе несколько стремительных знаков, и, размахнувшись, забросил палку далеко в небо.
- Ровно тысяча. Плюс копыта, - Мерилок захлопнула крышку сундука, -Джодар, а за что деньги? Ты же ничего не делал. Даже палку он выбросил.
- Не нужен ему мой клинок. Я просто показал ему, как можно выковать меч из чего угодно... одним только прикосновением. Он тоже так мог, только сомневался самую малость. Ровно на тысячу плюс копыта. Теперь всё, что окажется в его руке, станет мечом. даже если в руке и ничего не окажется.
- Как это? - Мерилок подошла к зеркалу, нахмурилась, намотала на палец седую прядь.
- Ну. как мортишам не нужны ни желудок, ни зубы. им достаточно посмотреть.
Прядь медленно темнела.
- Ладно.- жена фабера взяла веник и пошла к выходу, - Пойду смету с тропки золотые искры, а то звёзды ещё обзавидуются. потускнеют.
|